Документы нашего прошлого уничтожены, караульные вышки спилены, бараки сровнены с землей, ржавая колючая проволока смотана и увезена куда-то в другое место. На развалинах Серпантинки процвел иван-чай – цветок пожара, забвения, враг архивов и человеческой памяти.
Были ли мы?
Отвечаю: «были» – со всей выразительностью протокола, ответственностью, отчетливостью документа.
Варлам Шаламов, русский поэт и прозаик, переживший исправительно-трудовые лагеря в ледяной стуже Колымского края на Дальнем Востоке, написал рассказ «Перчатка», из которого взяты эти фразы, весной 1971 года, в то время, когда в Советском Союзе настойчиво проводилась ресталинизация. Шаламов писал, мучительно осознавая, что начатое Хрущевым в период Оттепели расследование и предание гласности фактов массового террора прекращено, а на тему преступлений против собственного населения вновь наложено табу. Сегодня, пятьдесят лет спустя, политическая власть в России вновь пытается стереть память российского общества: 11 ноября 2021 года Генеральная прокуратура Российской Федерации потребовала ликвидации Международного историко-просветительского, правозащитного и благотворительного общества «Meмориал». Судебное разбирательство продолжится 14 декабря.
Мемориал на книжной ярмарке, с «правильной» саморекламой: «Российское юридическое лицо, выполняющее функции иностранного агента»; источник: facebook.com
«Мемориал» обвиняется в систематическом нарушении обязанностей, связанных со статусом «иностранного агента», присвоенного ему несколько лет назад. Речь идет об обязанности помечать каждую публикацию плашкой, извещающей о том, что она осуществляется «иностранным агентом». Эта процедура напоминает о том, как при Сталине клеймили «врагов народа». Адвокаты «Мемориала» на первом слушании дали понять, что в тех немногих случаях, когда о маркировке забывали, административный штраф уже давно был уплачен. Политическая цель намеченной ликвидации «Мемориала» очевидна. Запрет международной головной организации «Мемориала» в Москве означал бы, что под давлением окажутся и местные организации «Мемориала» и что, как написано на сайте германского «Мемориала» (Memorial Deutschland), практически «невозможны станут исследования, публикации и критические высказывания о нынешних и прошлых нарушениях прав человека, а архивные фонды неоценимой исторической важности перестанут быть доступными для общественности».
От вытеснения прошлого к его проработке
Шаламов пробыл заключенным четырнадцать лет, и последствия пережитого им физического и психологического насилия остались с ним на всю жизнь. Своими «Колымскими рассказами» он не только хотел воздвигнуть памятник людям, погибшим в колымских лагерях (Серпантинка, упомянутая в цитате, была местом массовых расстрелов). На место документов о преступлениях, которые, как он полагал, были уничтожены, Шаламов поставил прозу, которая «выстрадана, как документ». Для него не было сомнений в том, что реальные масштабы организованного государством истребления собственного населения должны быть раскрыты. Люди должны знать, что происходит с индивидом в пространстве, где даже «программа-минимум гуманности» (как выразился Вальтер Беньямин) не реализуется. Но советское государство наложило на правду табу. Реабилитации практически прекратились. Тексты Шаламова – как и многих других авторов, выживших в лагерях, – не печатались до его смерти 17 января 1982 года. Рассказ Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича», опубликованный в 1962 году, остался исключением. Лишь несколько текстов циркулировали в неформальных кругах общения в форме самиздата (в том числе несколько рассказов Шаламова и «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург). Выжившие должны были молчать. Многие вытесняли из памяти то, что им пришлось пережить, чтобы не бередить старые раны. Их истории, как и истории бесчисленных погибших и исчезнувших, оставались скрытыми от общественности, часто даже от их собственных семей.
Это изменилось только с приходом Михаила Горбачева. Его политика перестройки – переустройства советского общества – включала в себя гласность, раскрытие правды о нынешних и прошлых катаклизмах в российском (или советском) ХХ веке. Однако раскрытие правды шло не без сопротивления и сопровождалось ожесточенными спорами. Активисты из критически настроенной интеллигенции и диссидентских кругов, которые еще в предыдущие годы тайно начали проводить и записывать на магнитофон интервью с выжившими, поняли, насколько важно продолжать эту работу и систематически сберегать ее результаты от исчезновения. Во многих регионах Советского Союза возникли инициативные группы, чьей целью было сохранение памяти о жертвах репрессий. Это движение снизу, от гражданского общества, привело к избранию летом 1989 года Общественного совета «Мемориал», первым председателем которого был избран правозащитник Андрей Сахаров. Его личность стала символом того, что историческое просвещение, раскрытие преступлений прошлого и нетерпимость к нарушениям прав человека в настоящем неразделимы.
Виртуальная выставка об Андрее Сахарове на страницах «Мемориала». Источник: www.memo.ru/ru-ru/
Основание «Мемориала»
Фактически учредительная конференция Историко-просветительского общества «Мемориал» состоялась в Москве в конце января 1989 года. Несколькими неделями ранее популярный иллюстрированный еженедельник «Огонек», тираж которого превышал три миллиона экземпляров, напечатал проект устава «Мемориала» (включая номер телефона оргкомитета) с целью поставить дискуссию на как можно более широкую социальную основу.
Передо мной лежит 6 номер журнала «Огонек» за 1989 год, первый разворот которого посвящен состоявшемуся учреждению организации. В краткой заметке подчеркивается, что задача «Мемориала» состоит не только в том, чтобы ставить памятники жертвам сталинизма. Делегаты конференции подчеркивали: «Мы должны работать так, чтобы даже воздух вокруг памятников стал иным, чтобы прошлое не могло повториться». История страны, продолжали они, раскрошена на судьбы, и задача «Мемориала» – собрать эти крупицы. Их миллионы, но без восстановленной правды о каждой из них трудно вернуть народу прошлое.
Основание «Мемориала» стало важным поворотным моментом. Отныне существовал конкретный субъект, чья деятельность была направлена на сохранение памяти, и существовало место (с архивом, библиотекой и музеем), где хранились письменные и материальные свидетельства. Акции и публикации «Мемориала» привлекали внимание людей к белым пятнам в новейшей истории страны, их собственного региона, их семей. Резонанс в обществе это вызвало огромный. Люди, пережившие лагеря, родственники и знакомые жертв обращались в «Мемориал», передавали письменные или материальные свидетельства, которые пролили свет на судьбы многих жертв и позволили составить более дифференцированное представление о жизни в лагере и о функционировании ГУЛАГа. Часть обращавшихся просили помощи в поиске родственников, чьи следы затерялись в разветвленной сети лагерей и лагпунктов.
На протяжении многих лет память жертв гонений отмечается 29 октября у так называемого «Соловецкого камня» в центре Москвы. Источник: bpb.de
30 октября 1990 года напротив главного здания советских спецслужб на Лубянской площади в Москве (тогда называвшейся площадью Дзержинского в честь основателя этих спецслужб Феликса Дзержинского) в качестве мемориала жертвам террора и насилия был установлен большой валун с Соловецких островов, где находился первый концентрационный лагерь в Советском Союзе. Каждый год в этот день там собирается множество людей, которые часами оглашают имена жертв.
В поисках истории
Поиски остатков лагерей, пересыльных пунктов и лагпунктов в различных регионах страны, проводимые активистами «Мемориала», внесли значительный вклад в раскрытие истинных масштабов террора при Сталине. Создана карта системы ГУЛАГа, на которой показана территория Советского Союза, усыпанная красными точками.
Карта системы ГУЛАГа, подготовленная «Мемориалом», источник: www.memo.ru/ru-ru/
С распадом Советского Союза в 1991 году намеренно сетевая структура «Мемориала» стала более понятной. Организации «Мемориала» в бывших союзных республиках работали (и работают сегодня) самостоятельно. Это касается и региональных организаций на территории России, для которых Международный «Мемориал» со штаб-квартирой в Москве выполняет своего рода координирующую функцию. Усиление политических репрессий на постсоветском пространстве привело в 1991 году к основанию Московского правозащитного центра «Мемориал». Сотрудники и волонтеры собирали информацию о жертвах (со всех сторон) вновь разгоревшихся военных конфликтов (особенно на Северном Кавказе), выявляли нарушения прав человека и организовывали конкретную юридическую помощь беженцам. Каждый, кто входил в помещения «Мемориала» в Москве, ощущал, как тесно в повседневной работе его сотрудников и добровольных помощников связаны эти две сферы – историческое изучение сталинского массового террора и отстаивание прав человека в настоящем.
В начале 2000-х годов я работала в читальном зале «Мемориала», в подвале здания в Малом Каретном переулке 12, где сегодня располагается региональная организация жертв политических репрессий «Московский Мемориал». В то время я собирала материал для своей книги «Ломанные линии. Автобиографическое письмо и лагерная цивилизация». Я читала хранящиеся в архивах «Мемориала» неопубликованные рассказы людей, выживших в заключении, в том числе воспоминания Хавы Волович, которая была арестована в 1937 году в возрасте 21 года и приговорена к 15 годам лагерей по ложному обвинению в антисоветской агитации и пропаганде. Она откровенно рассказывает о том, как неудержимо тосковала в лагере по теплу, как решилась родить ребенка и как ей пришлось бессильно пережить его смерть, когда девочка, разлученная с матерью, зачахла и умерла.
Вход в здание «Мемориала», на стене здания написано «иностранный агент». Источник: meduza.ru
Чтение этих мемуаров потрясло меня, хотя их язык свидетельствовал о том, что Хава Волович, несмотря на все свое отчаяние, обрела поразительный внутренний дух сопротивления. Неподалеку от меня в этой не очень большой подвальной комнате молодые люди сидели за компьютерами. Что именно они читали, я не могу сказать. Однако время от времени я улавливала отдельные слова из их скупых комментариев и угадывала связи между ними. Это было время Второй чеченской войны. Я предположила, что эти люди выясняли судьбы ее жертв – погибших, пропавших без вести и военнопленных. Прошлое и настоящее встретились.
Запрет на историю?
За более чем три десятилетия своего существования «Мемориал» собрал обширный архив, частично оцифрованный, с документами по истории советской системы исправительных лагерей, ее жертв и их палачей, а также по до сих пор малоизученным судьбам подневольных рабочих из Восточной Европы в Третьем рейхе (остарбайтеров), по истории диссидентства и по современным нарушениям прав человека. В условиях, когда Путин усиленно насаждает историческую политику, однобоко подчеркивающую военно-патриотические успехи, школьный конкурс «Человек в истории. Россия – ХХ век», материалы которого публикуются в виде антологий, представляет особую ценность для будущего российского гражданского общества.
Сотрудники «Мемориала» не оставляют причин сомневаться в том, что продолжат свою работу, даже если государство доведет дело до ликвидации их организации. Не только в мире, но и в России нарастают протесты против обвинительного заключения, чисто политическая мотивация которого очевидна. Только в России более 100 000 человек подписали петицию против запрета организации. «Мемориал» стал неудобен для власти. Но ничто не может быть стерто из памяти людей или из истории навсегда.